banners

пятница, 6 октября 2017 г.

Лица революции. Керенский и Чернов.

В.П. Булдаков

1917 ГОД: ЛИЦА, ЛИЧИНЫ И ЛИКИ РЕВОЛЮЦИИ


Извлечения из статьи.

Булдаков Владимир Прохорович – доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института российской истории РАН.

Не секрет, что современные представления о революции примитизировались. Несмотря на многочисленные публикации источников (главным образом мемуаров), так называемые «объективные» предпосылки революции практически не принимаются во внимание. О закономерностях революционного процесса, похоже, никто не задумывается. «Визуализация» прошлого с помощью современных mass media приводит к тому, что даже в академических работах все больше доминирует дискурс «гениев» и «злодеев» с соответствующей ротацией последних.
Возникают, однако, вопросы. Насколько адекватно воспринимаем мы лидеров революции? В какой степени понимаем обусловленность их решений? Они ли «управляли» событиями или, напротив, события управляли ими? Стоит ли говорить о тех или иных «роковых» решениях или существовали некие альтернативы исторического развития?

А.Ф.Керенский и В.М.Чернов

«Милюков заварил такую кашу, которую ни ему, ни всему правительству не расхлебать…» [30, с. 35], – констатировали интеллигентные наблюдатели. Солдаты требовали отставки Милюкова и Гучкова и обещали прийти на помощь Совету с оружием в руках. 21 апреля на улицы столицы с требованиями мира вышли до 100 тыс. рабочих и солдат. Прозвучали выстрелы, три человека были убиты, несколько ранены. Кто первым открыл огонь, выяснить не удалось (большевики уверяли, что это были гражданские лица, переодетые солдатами) [5, с. 563–564].
Милюков невольно оказал неоценимую услугу Ленину, хотя формально он расчистил дорогу не ему, а Керенскому. Керенскому пришлось играть парадоксальную роль: революционера и государственника, демократа и сторонника сильной власти, социалиста и сторонника поддержания «буржуазной» власти – в общем, радикала и консерватора. В перспективе это стало самоубийственным. Жесткую характеристику Керенскому дал Н.Н.Суханов: «…На посту министра-президента Керенскому пришлось остаться тем же, чем он был в роли агитатора, лидера парламентской “безответственной оппозиции”..: беспочвенником, политическим импрессионистом и... интеллигентным обывателем» [40, с. 40, 72]. Пафос революции, вознесший Керенского, не мог держаться долго. Между тем Керенский, как отмечал кадет В.Д.Набоков, был «соткан из личных импульсов», «душа его была “ушиблена” той ролью, которая история ему – случайному, маленькому человеку – навязала…» [25, с. 35]. Сходным образом, но более язвительно высказался Л.Д.Троцкий. «...Керенский был и остался… временщиком исторической минуты. Каждая новая могучая волна революции, вовлекавшая девственные, еще не разборчивые массы, неизбежно поднимает наверх таких героев на час, которые сейчас же слепнут от собственного блеска...» [44, с. 8–9].

А.Ф.Керенский
А.Ф.Керенский
Александр Фёдорович Керенский родился в мае 1881 года в Симбирске. Том самом, где в 1870 году родился Владимир Ульянов (Ленин). Из-за разницы в возрасте они не были друзьями, но их родители дружили.
Отец, Федор Керенский окончивший духовную семинарию в Пензе, выбрал себе мирскую профессию. После преподавательской деятельности дослужился до кресла директора Симбирской мужской гимназии. Там он и познакомился с директором Симбирских училищ Ильёй Николаевичем Ульяновым. Они дружили семьями. Самым известным учеником Ф.Керенского оказался тот самый Владимир Ульянов. После ареста и казни его брата Александра Фёдор Керенский дал Владимиру Ульянову положительную характеристику, без которой тот не смог бы поступить в университет.
В Казани Ф.Керенский женился на внучке богатого московского купца и дочери начальника топографического бюро Казанского военного округа Надежде Адлер. Одни исследователи настаивают на её еврейском происхождении, другие называют дворянкой с русско-немецкими корнями.

Интеллигентным дамам в апреле-мае 1917 г. А.Ф.Керенский казался «чуть ли не сошедшим с неба ангелом – и именно ангелом мира» [2, с. 188]. В Москве после его пылкого выступления в Большом театре женщины принялись бросать на сцену драгоценности. Как вспоминал британский консул Р. Локкарт, речь Керенского «продолжалась два часа, эффект от нее держался два дня» [19, с. 188]. Поразительная картина растущей неустойчивости харизмы Керенского прослеживается по дневникам студентки Одесской консерватории. «Я полна радости и счастья… Вчерашний день (15 мая 1917 г.) – один из лучших и радостных дней в моей жизни: приехал Александр Федорович Керенский – и я его видела! – восторженно писала она. – Все были в каком-то религиозном экстазе, и толпа превратилась в дикарей… Многие стояли и плакали от восторга и умиления… Про него никто не может сказать ничего дурного, даже его враги, даже ленинцы… Милый дорогой Керенский, гений и главный двигатель Русской Революции». Ей казалось, что по случаю визита «гения» «все сразу подешевело», и вообще «наша революция справедливая и не похожа на кровавую французскую расправу». Увы, через полмесяца ей пришлось выслушать иное мнение от столичной знакомой: Керенский – «морфинист и дни его сочтены», у него «пять любовниц-евреек». А 25 июля 1917 г. она сама признала, что Керенский «делает ошибку за ошибкой», и она его «больше не любит и не преклоняется» [33, с. 141–144].
Создается впечатление, что появление тех или иных лидеров было запрограммировано всем «излишне эмоциональным» ходом русской революции. Но до поры до времени они оказывались вполне востребованными. Несмотря на стремление казаться «сильным», многие видели в Керенском скорее стремление «покрасоваться», «женское» тщеславие, жеманство и склонность к истерике [6, с. 394–399]. Известные слухи о переодеваниях Керенского в женское платье при бегстве от заслуженного возмездия – закономерное развитие образа «сфальшивившего» лидера. Тем не менее, фигур масштаба и дарований Керенского среди социалистов не было.
В.М.Чернов
В.М.Чернов
Эсеровский лидер В.М. Чернов столь восторженных эмоций ни у кого не вызывал. Скорее наоборот. Так, к примеру, описывалось его поведение на Демократическом совещании в авторитетной социалистической газете: «Несмотря на седую шевелюру, у него цветущее, бодрое, румяно здоровое лицо, окаймленное острой бородкой... Это самый говорливый из всех ораторов. С необычайным количеством словесного сахара. С пряной вычурностью... Вместо аграрного вопроса... получается очень крепкий ликер из деревенского большевизма и розового варенья... Полемист он плохой. Замечания, брошенные сверху... рождали в нем растерянность» [13].
Виктор Михайлович Чернов родился 9 ноября 1873 года в небольшом волжском городке Саратовской губернии. Его отец Михаил Николаевич Чернов происходил из семьи крепостных, но благодаря полученному образованию пошел по канцелярской службе, к сорока годам став уездным казначеем и, получив орден святого Владимира, выслужил дворянство. Мать Чернова ‒ Анна Николаевна (урожденная Булатова), происходила из небогатого, но старинного дворянского рода.

В Чернове не видели силы, но уловили стремление использовать действия других ради торжества своей доктрины. «“Не бойтесь чрезмерно политических чрезмерностей Ленина”, – таково одно из ставших знаменитым изречение Чернова», – уверял очевидец (ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 370. Л. 25–26.). «Чернов слишком склонен к неразборчивой в средствах демагогии», – такова еще одна из его характеристик (ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 807. Л. 83.). «Чернов способен на всякое предательство», – записывала З. Гиппиус в конце декабря 1917 г. [9, с. 39]. Некоторые усматривали нечто мефистофельское в самой внешности Чернова [27, с. 132]. Здесь, похоже, сказывался избыток воображения контрразведчика. Впрочем, для менее подозрительных людей, Чернов был «шутник, приятный человек» [41, с. 133]. Независимо от справедливости подобных характеристик, само наличие столь противоречивых характеристик свидетельствовало, что Чернов – сомнительная фигура тогдашнего политического ландшафта. Фактически Чернов был авторитетен скорее своими литературными трудами внутри своей – пусть самой многочисленной – эсеровской партии (ухитряясь при этом интриговать против другого виднейшего ее члена – Керенского). Слишком многие люди самых разных политических склонностей относились к Чернову с подозрением. В отличие от Керенского он ухитрялся раздавать реверансы налево – иной раз даже Ленину. Злословили, что Чернов «с прибауточками и стишками», с особой, порой «плотоядной, ужимочкой стремится всучить лежалый товар» [8, с. 300]. Он был многословен, но отнюдь не обладал ораторским темпераментом. Казалось, что этот политик попросту ждал, когда волна крестьянской революции вознесет его и его партию на вершину власти. Вероятно, ему также казалось, что «углубление революции» будет происходить в соответствии с принципами формальной демократии. В общем, как типичный человек революционного подполья, он не понимал ни природы открытой политической борьбы, ни законов крестьянского вождизма, ни азов харизматического лидерства вообще. В сущности, он провалился на посту министра земледелия, так и не поняв, до какой степени подвел этим «свою» партию [6, с. 399–401]. А в «бесконечной» речи Чернова на открытии Учредительного собрания некоторые увидели «бездарную перефразировку большевистской программы» [10, с. 79]. Революция не прощает тех, кто бездарно претендует на роль ее лидера. Не случайно во время июльских событий в Петрограде разбушевавшаяся толпа сначала требовала, чтобы Чернов «принял власть», а затем арестовала. Склонность к лицедейству спасает лишь на время. Чернова невозможно было представить во главе победившей революции – символично, что в июле 1917 г. его «спас» от толпы не кто-нибудь из «своих», а Л.Д. Троцкий.

Большим и искренним фантазерам революции сопутствует сладкоголосая мелюзга. И это тоже одна из черт революционного карнавала. Революция эта, по выражению Троцкого, «великая пожирательница людей и талантов», прежде чем до конца использовать человека, заставляла его надеть ту или иную маску. Порой под рукой Клио оказывался случайный человек, едва годный на одноразовое применение, который быстро и бесследно исчезал во мгле людской памяти. Но были и те, которых революция – «заслуженно» или «незаслуженно» – возносила словно специально для того, чтобы проверить, способны ли новые поколения правильно оценить тот или иной ее выбор. Увы, как правило, эту проверку мало кто выдерживает, ибо трудно заставить человека разглядеть в героях и злодеях прошлого самого себя.

Продолжение статьи:


Полностью первоисточник в журнале «Россия и современный мир». 2017. № 1 (94). C. 6-20

Литература.

  1. Анненков Ю.П. Дневник моих встреч. – М., 2005.
  2. Бенуа А.Н. Мой дневник. 1916–1917–1918. – М., 2003.
  3. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. – Париж, 1955.
  4. Булдаков В.П. Ленин: Парадоксы жизни и смерти // Русский исторический журнал. – 2000. – Т. III. – № 1–4.
  5. Булдаков В.П., Леонтьева Т.Г. Война, породившая революцию. – М., 2015.
  6. Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. – М., 2010.
  7. Валентинов Н. О Ленине. – Нью-Йорк, 1991.
  8. Гиппиус З. Живые лица. Воспоминания. – Тбилиси, 1991.
  9. Гиппиус З. «Черные тетради» // Звенья. Вып. 2. – М.; СПб., 1992.
  10. Долгоруков П.Д. Великая разруха. – Мадрид, 1964.
  11. Дорошевич В.М. При особом мнении. – Кишинев, 1917.
  12. Ильин-Женевский А.Ф. Один день с Лениным (из воспоминаний «виттемеровца»). – М.; Л., 1925.
  13. Киевская мысль. – 1917. – 22 сентября.
  14. Ключевский В.О. Письма, дневники, афоризмы и мысли об истории. – М., 1968.
  15. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35.
  16. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 37.
  17. Лившин А.Я., Орлов И.Б. Революция и социальная справедливость: Ожидания и реальность («Письма во власть» 1917–1927 годов) // Cahiers du monde Russe. Vol. 39 (4). Octobre–Decembre 1998.
  18. Литтауэр В. Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911– 1920. – М., 2006.
  19. Локкарт Р. Агония Российской империи. Воспоминания офицера британской разведки. – М., 2016.
  20. Лопухин В.Б. После 25 октября // Минувшее. – 1990. – Т. 1.
  21. Медем В.Д. Из моей жизни: Воспоминания. – М., 2015.
  22. Мельгунов С.П. На путях к дворцовому перевороту. – Париж, 1979.
  23. Минувшее. – 1996. – Т. 20.
  24. Михайловский Г.Н. Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства. 1914–1920. Т. 1. – М., 1993.
  25. Набоков В.Д. Временное правительство // Архив русской революции. Т. 1. – М., 1991.
  26. Наумов А.Н. Из уцелевших воспоминаний. 1868–1917. – Нью-Йорк, 1955. – Кн. 1. 27. Никитин Б.В. Роковые годы. Новые воспоминания участника. Мемуары начальника контрразведки Петроградского военного округа. – М., 2000.
  27. Нуланс Ж. Визит Троцкого во французское посольство // Первая мировая война: История и психология. Под ред. В.И. Старцева. – СПб., 1999.
  28. Одесский листок. – 1917. – 7 марта.
  29. Окунев Н.П. Дневник москвича (1917–1924). Т. 1. – М., 1990.
  30. Паустовский К. Собр. соч. Т. 3. – М., 1957.
  31. Политическая история России. Россия – СССР – Российская Федерация. – М., 1996. – Т. 1.
  32. «Претерпевший до конца спасен будет». Женские исповедальные тексты о революции и Гражданской войне в России. – СПб., 2013.
  33. Рабинович А. Кровавые дни: Июльское восстание 1917 года в Петрограде. – М., 1992.
  34. Раупах фон Р.Р. Facies Hippocratica (Лик умирающего). – СПб., 2007.
  35. Революционное движение в апреле 1917 г. Апрельский кризис. – М., 1958.
  36. Рид Д. Десять дней, которые потрясли мир // Рид Д. Избранное. Кн. 1. – М., 1987.
  37. Следственное дело большевиков. Материалы Предварительного следствия о вооруженном выступлении 3–5 июля 1917 г. в г. Петрограде против государственной власти. Июль– октябрь 1917 г. Сб. док-тов в 2 кн. – М., 2012. Кн. 1. С. 638, 755–756, 771, 791–793, 798; Кн. 2. Ч. 2.
  38. Снесарев А.Е. Письма с фронта. 1914–1917. – М., 2012.
  39. Суханов Н.Н. Записки о революции. Т. 1. – М., 1991.
  40. Тоган З.В. Борьба мусульман Туркестана и других восточных тюрок за национальное существование и культуру. – М., 1997.
  41. Толстой И.И. Дневник. 1906–1916. – СПб., 1997.
  42. Троцкий Л.Д. Ленин как национальный тип. – Л., 1924.
  43. Троцкий Л.Д. Моя жизнь. Опыт автобиографии. Т. 2. – Берлин, 1930.
  44. 1917: Частные свидетельства о революции в письмах Луначарского и Мартова / Сост. Н.С. Антонова и Л.А. Роговая. – М., 2005.
  45. Шаляпин Ф.И. Маска и душа: Мои сорок лет на театрах. – М., 1990.
  46. Шполянский А.М. Ормузд и Ариман // Еврейская трибуна. – 1920. – № 40. – 1 октября.




Революционер – это политик, недовольный системой власти и желающий осуществлять властные полномочия, активно выступающий против существующего в стране устройства власти. Революционеры целенаправленно стремятся к власти и активно желают изменить само устройство, функционирование власти.

Революционная ситуация – это политическая обстановка, предшествующая революции и характеризующаяся массовым революционным возбуждением, включением большого числа людей в активную борьбу против элиты. Революционная ситуация возникает, если в стране один из факторов бунта - риаторов - достиг предела долготерпения народа.

Революция, социальная революция – это заметное позитивное перемещение страны в политическом пространстве за короткий промежуток времени. Производное от лат. revolutio – поворот, переворот.
Позитивное перемещение – это перемещение хотя бы по одной оси политического пространства в направлении либерализма, демократии, равноправия. Коротким мы можем признать промежуток времени в несколько лет, не более пяти.

Видеоинтервью.

Сергей Егоров о том, как создавали книгу «Векторная теория социальной революции» Sergei Egorov talks about how they created the book «Vector Theory of Social Revolution»
Сергей Егоров о том, что представляет собой пространство политических идей Sergei Egorov talks about what constitutes a space of political ideas
Сергей Егоров о том, что авторы подразумевают под термином «революция» Sergei Egorov talks about what object authors of the book mean by the term «revolution»
Сергей Егоров о том, что такое «фрилансизм» Sergey Egorov says that is «frilansizm»
Сергей Егоров о тех, кого может заинтересовать книга «Векторная теория социальной революции» Sergei Egorov talks about those who might be interested in the book «Vector Theory of Social Revolution»

Комментариев нет:

Отправить комментарий