banners

четверг, 3 августа 2017 г.

Карл Маркс. Закон социальных революций.

"Учение Маркса всесильно, потому что оно верно"
В.И. Ленин, 1913 год 

Меньше года остается до замечательного юбилея. В мае 2018 года исполнится 200 лет со дня рождения Карла Маркса - человека, оставившего глубокий след в истории обществоведения и, пожалуй, не меньший след - в политической истории XIX и ХХ столетий. Маркс был одаренной личностью, пассионарием, показал себя талантливым ученым, ярким публицистом, блестящим журналистом, явился организатором политического движения, которое дожило до наших дней. Это признают не только его последователи во всем мире, но и его идейные противники. Однако в нашем отечестве на протяжении семи с лишним десятилетий стараниями большевистских идеологов Маркс оставался идолом, а его учение - своего рода священным писанием, не подлежащим не то что критике, но даже малейшему сомнению.
Сегодня каждому самостоятельно мыслящему человеку очевидно, что это учение и не верно, и уж тем более не всесильно. Достаточно взглянуть на мир, который развивается отнюдь не по законам, сформулированным автором "Капитала", а вопреки им.
В предлагаемом извлечении из статьи доктора экономических наук, профессора Ю. Шишкова МАРКС БЕЗ ОРЕОЛА («Наука и жизнь» № 6 за 1998 год) речь пойдет о теоретических находках и ошибках этого крупного немецкого мыслителя, родившегося в небольшом старинном прусском городе Трире и закончившего свой жизненный путь спустя 65 лет в Лондоне.
Карл Маркс. Фотография 1870 года.
Карл Маркс. Фотография 1870 года.

В биографическом очерке о своем друге, написанном в 1877 году еще при жизни Маркса, Ф. Энгельс особо отметил два открытия, "которыми Маркс вписал свое имя в историю науки". Первое - это доказательство того, что "вся предшествующая история человечества есть история борьбы классов, что во всей разнообразной и сложной политической борьбе речь шла всегда именно об общественном и политическом господстве тех или иных классов общества, о сохранении господства со стороны старых классов, о достижении господства со стороны поднимающихся новых" (т. 19, стр. 111 - цитируется по 2-му изданию Собрания сочинений). При капитализме таким изжившим себя классом стала крупная буржуазия, а восходящим - пролетариат.

"Второе важное открытие Маркса состоит ... в раскрытии того, каким образом внутри современного общества, при существующем капиталистическом способе производства, совершается эксплуатация рабочего капиталистом" (там же, стр. 113). Остановимся сначала на первом открытии (хотя они теснейшим образом взаимосвязаны).

Почему рабы не создали социализм ещё 2000 лет назад?

Сегодня считается хорошим тоном не только отрицать непогрешимость марксизма в целом, но и выплескивать с водой все то действительно ценное, что он внес в науку об обществе, например, выявленные им экономические причины социальных революций, происходивших в докапиталистический период развития человечества.

Известны мощные восстания рабов и беднейших крестьян (а они по своему социальному положению находились на грани рабства), произошедшие около двух с половиной тысяч лет до новой эры в Месопотамии и около двух тысяч лет до новой эры в Египте. Историки знают и об одиннадцати крупных восстаниях рабов и бедняков в V-III веках до новой эры в Древней Греции, и о шести восстаниях в IV-II веках до новой эры в Древнем Риме, и о трех мощных революциях рабов, потрясших Римскую империю в 137-132, в 104-99 и в 74-72 годах до новой эры. Однако прошли сотни, а то и тысячи лет, прежде чем рабовладельческая система изжила себя и уступила место феодально-крепостническому обществу, где эксплуатация подневольных была менее жестокой и оставляла крепостному крестьянину некоторую возможность работать на себя и свою семью.

Тем не менее гнет феодальной зависимости становился порой нестерпимым для людей, осознающих свое реальное значение в хозяйственной системе и вместе с тем свое полное личное и политическое бесправие. Взрывы отчаяния и классовой ненависти и здесь оборачивались крестьянскими восстаниями и войнами. Вот лишь самые яркие примеры. Восстание под руководством Бабека в Азербайджане и Ираке в 815-837 годах. Восстание зинджей в Ираке в 869-883 годах. Бунт французских крестьян в 1358 году - Жакерия. Восстание под руководством Уота Тайлера в Англии в 1381 году. Восемнадцатилетняя крестьянская война в Чехии (1419-1437 годы). Крестьянская война в Германии (1524-1525 годы). Восстание китайских крестьян под руководством Ли Цзычена, приведшее к власти его руководителей (1639-1645 годы). Крестьянская война под предводительством Степана Разина в России (1667-1671 годы). Крестьянская война во главе с Емельяном Пугачевым в 1773-1775 годах. Восстание китайских крестьян, возглавляемое тайным обществом "Белый лотос" в 1796-1804 годах.

И снова повторяется та же история: в Европе феодализм продолжал существовать вплоть до XVIII века, а в России крепостничество ушло в небытие лишь через два столетия после восстания Разина. Значит, для гибели отживающего строя и рождения нового одной классовой ненависти и решимости угнетенных умереть за лучшее будущее явно недостаточно. Нужно еще что-то очень важное.

Разработав учение об экономической основе смены общественных систем, Маркс разгадал эту загадку. Он впервые отделил объективные аспекты такой смены от субъективных, или, в его терминологии, социальные революции от политических революций. Политическая революция, считал он, сколь бы массовой и успешной она ни была, не может привести к смене общественного строя до тех пор, пока для этого не созрели материальные предпосылки. Дело в том, что, согласно теории Маркса, всякая общественная система (формация) представляет собой диалектическое единство производительных сил, то есть средств и факторов производства, и производственных, иначе - экономических, отношений. Последние образуют определенную социально-экономическую среду, в которой функционируют и развиваются производительные силы.

И до тех пор, пока данная система, например феодально-крепостническая, позволяла развиваться передовым для того времени формам земледелия, ремеслам и даже мануфактуре, ее не могли свалить никакие крестьянские восстания и войны. Но когда она стала препятствием на пути крупного машинного производства и соответствующих правовых и экономических условий его организации, политические революции успешно переросли в социальную революцию и привели к замене феодального общества капиталистическим. "Люди строят для себя новый мир из тех исторических благоприобретений, которые имеются в гибнущем мире, - подчеркивал Маркс в 1847 году в полемике с Прудоном. - В самом ходе своего развития должны они произвести материальные условия нового общества, и никакие могучие усилия мысли или воли не могут освободить их от этой участи" (т. 4, стр. 299).

Двенадцать лет спустя Маркс сформулировал закон социальных революций: "На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями ..., внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции". Поэтому "ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые, более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества" (т. 13, стр. 7).

Для своего времени закон, к которому пришел Маркс, был крупным вкладом в историографию, хотя при ближайшем рассмотрении оказывается, что он весьма схематичен. Он, например, совершенно не учитывает таких важных составляющих исторического процесса, как уровень духовной культуры общества, его обычаи, религиозные ориентиры и другие элементы нематериальной сферы. Для Маркса - все это второстепенные, надстроечные аспекты общественной жизни, производные от производительных сил и экономических отношений.

Впрочем, этот закон слишком абстрактен и с точки зрения самой теории пролетарской революции. В самом деле, как определить, когда именно существующие производственные отношения становятся оковами для производительных сил? Для того, чтобы такой момент когда-то наступил, первые должны быть, по-видимому, весьма консервативными и малоподвижными, а господствующий класс - тупым и ленивым, не заботящимся о приспособлении существующих экономических отношений к изменяющимся реалиям. Это было характерно для рабовладельческого общества, в какой-то мере - для феодального, но совсем не типично для капитализма. Ведь, по свидетельству самих авторов "Манифеста коммунистической партии", "буржуазия не может существовать, не вызывая постоянно переворотов в орудиях производства, не революционизируя, следовательно, производственных отношений, а стало быть, и всей совокупности общественных отношений. ... Беспрестанные перевороты в производстве, непрерывное потрясение общественных отношений, вечная неуверенность и движение отличают буржуазную эпоху от всех других. Все застывшие, покрывшиеся ржавчиной отношения разрушаются, все возникающие вновь оказываются устарелыми, прежде чем успевают окостенеть" (т. 4, стр. 427).

Лучше не скажешь! Но как же в таком случае капиталистические экономические отношения могут оказаться оковами для развития производительных сил?

Революционный фанатизм

Как ни странно, ни Маркс, ни Энгельс не заметили, что капиталистическая действительность не укладывается в рамки закона социальных революций. Вопреки их собственному убеждению в беспрецедентной подвижности и приспособляемости буржуазных экономических отношений к новым условиям, они настойчиво искали признаки нарастающего противоречия между растущими производительными силами и этими отношениями.

Один из таких наиболее убедительных признаков виделся им в циклических экономических кризисах. В "Капитале", "Анти-Дюринге", других работах основоположников марксизма фигурировала вот такая цепочка доказательств. Погоня за прибылью и самовозрастание капитала неуклонно расширяют производство, но развитие рынков сбыта не поспевает за этим расширением, потому что накопление капитала одновременно ведет к росту пролетаризации масс, увеличению безработицы, обнищанию основной массы покупателей потребительских товаров. Отсюда - неизбежность циклических кризисов, которые резко обостряют социальные противоречия и доводят до кипения котел народного недовольства. До революции, считают они, остается один шаг.

Безоглядно поверивший в истинность собственной теории пролетарской революции Маркс и его единомышленник пристально следили за политической и экономической жизнью Европы, с нетерпением ожидая осуществления своих пророчеств. Когда в начале 1848 года во Франции вспыхнула буржуазно-демократическая революция, охватившая затем почти всю континентальную часть Западной Европы, они были уверены, что настал их звездный час и что эта революция вскоре непременно перерастет в пролетарскую. Их надежды, казалось, подтверждались активным участием рабочего класса в классовых битвах во Франции, в Пруссии, ряде других стран.

"... Для нас, - вспоминал Энгельс почти полвека спустя, - не могло быть сомнений в том, что начался великий решительный бой, что он должен быть доведен до конца в течение одного длительного и полного революционных превратностей периода, что завершиться, однако, он может лишь окончательной победой пролетариата" (т. 22, стр. 532-533).

Но этого не произошло. "История показала, что и мы, и все мыслившие подобно нам были неправы. Она ясно показала, что состояние экономического развития европейского континента в то время далеко не было настолько зрелым, чтобы устранить капиталистический способ производства" (т. 22, стр. 535).

Ошиблись они и через пять лет, когда рассчитывали, что начавшаяся в 1853 году Крымская война России с Англией и Францией приведет к падению царского самодержавия и откроет путь к пролетарской революции в Европе. В 1857 году оба они надеялись, что экономический кризис и связанные с ним потрясения повлекут за собой новую революцию. И опять ожидания не оправдались. Более того, Маркс признал, что, напротив, капитализм переживает свою вторую молодость. Тем не менее он вновь предсказывал, что "на континенте революция близка и примет сразу же социалистический характер" (т. 29, стр. 295). И вновь осечка. Еще пять лет спустя, когда в 1863 году в Польше вспыхнуло восстание против царизма, он опять воспрянул духом: "Ясно одно - в Европе широко открылась эра революций". Правда, за этим следовало признание: "Но наивные иллюзии и тот почти детский энтузиазм, с которым мы приветствовали перед февралем 1848 года революционную эру, исчезли безвозвратно" (т. 30, стр. 366).

Однако убежденность в том, что закон социальных революций сохраняет свою полную силу, была сильнее жизненного опыта и здравого смысла. В 1870 году Маркс писал, что Англия - это страна, где объективные и субъективные предпосылки социалистической революции существуют в наиболее классическом варианте. "Англичане обладают всеми необходимыми материальными предпосылками для социальной революции. Чего им недостает, так это духа обобщения и революционной страсти" (т. 16, стр. 404-405).

В марте 1871 года после поражения Франции в войне с Пруссией революционная страсть французов оказалась на высоте и родила Парижскую коммуну - первый эмбрион диктатуры пролетариата. Казалось, что пророчества Маркса и Энгельса начали наконец сбываться. Оба они, как лидеры I Интернационала, использовали любую возможность, чтобы связаться с руководством Коммуны и помочь ему советами. Но, как известно, на 71-й день восстание коммунаров было жестоко подавлено. Марксу оставалось лишь проанализировать опыт Парижской коммуны и допущенные ею ошибки (брошюра "Гражданская война во Франции", 1871 г.).

До конца своих дней Карл Маркс верил в то, что открытый им закон социальных революций пригоден не только для докапиталистических обществ, но и для капитализма, не осознавая, что сфера его действия ограничивалась более примитивными социально-экономическими системами. Эта теория в какой-то мере разделила судьбу других крупных достижений человеческого разума. Как и эвклидова геометрия или законы всемирного тяготения, она оказалась лишь относительной истиной, действительной только в диапазоне определенных социально-экономических условий. Ни Маркс, ни переживший его на двенадцать лет Энгельс так и не поняли этого. Возможно, это можно объяснить словами, произнесенными Энгельсом на похоронах своего друга: "Маркс был прежде всего революционер. Принимать тем или иным образом участие в ниспровержении капиталистического общества и созданных им государственных учреждений, участвовать в деле освобождения современного пролетариата... - вот что было действительно его жизненным призванием. Его стихией была борьба. И он боролся с такой страстью, с таким упорством, с таким успехом, как борются немногие" (т. 19, стр. 351). Что касается страсти и упорства, то тут нельзя не согласиться с Энгельсом. А вот успех оказался более чем сомнительным.

Подробнее см.: (Наука и жизнь, МАРКС БЕЗ ОРЕОЛА)

Комментариев нет:

Отправить комментарий